Сказал на войне не страшно. Кто говорит, что на войне не страшно

МБОУ «Средняя школа №55» г. Рязань

«Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне…»

(По книге С. Алексиевич «У войны не женское лицо»)

Работу выполнили

Епихина Дарьяна,

Старченков Никита,

Рубинова Галина.

Руководители работы:

Рязань, 2012.

С О Д Е Р Ж А Н И Е

1. Вступление …………………………………. стр. 2 – 5

2. «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне…» стр. 6 – 31

Тема женщины и войны в литературе…………….. стр. 6 – 9

Алексиевич «У войны не женское лицо» …. стр.10

Личность и судьба Светланы Алексиевич …………...стр. 10 – 16

Жанр книги С. Алексиевич «У войны не женское лицо», история создания…… стр. 16 – 19

« У войны не женское лицо» …………………………. стр. 19-27

3. Заключение ………………………………………………. стр. 28 – 30

4. Библиография …………………………………………..... стр. 31

Есть имена и есть такие даты,-

Они нетленной сущности полны.

Мы в буднях перед ними виноваты,-

Не замолить по праздникам вины.

1. Вступление

XX столетие ушло в небытие и стало историей. Все, что наполняло его смыслом и содержанием осталось в прошлом. Каким оно было? Каким останется в воспоминаниях потомков? Эти вопросы волнуют нас, так как мы - дети этого столетия, именно здесь мы сделали свои первые шаги, первый глоток воздуха. Нам не безразлично, какой след в истории человечества и цивилизации оставит столетие, к которому причастны и мы, и наши родители. История – это путь, проделанный человечеством, и сведения, знания об этом пути, и последовательное развитие, изменение действительности.

Одним из самых трагичных и кровавых «кадров» ХХ столетия стала Великая Отечественная война гг. Кто-то из историков сказал: «Сколько существует мир, столько существуют войны». К сожалению, войны делают не народы, а лишь отдельные фигуры. Столько историй существует о том, как из-за мелочи начинались войны. Так легко подстрекнуть на национальную вражду - и так тяжело остановить кровопролитие. А жизнь у человека лишь одна, и она не повторится. Никто не имеет права забирать жизнь другого, так как нет большей ценности в мире, чем человеческая жизнь

Война… Написала это слово и ужаснулась! Война! Эти пять букв несут за собой море крови, слез, страдания, а главное, смерть дорогих нам людей. На нашей планете войны шли всегда. Отовсюду, где идет война, слышны стоны матерей, плач детей и оглушительные взрывы, которые разрывают души и сердца. Нынешнее молодое поколение переосмысливает историю, историю последней войны - Великой Отечественной. А в сердце старшего поколения это слово - незаживающая рана. Это - оборванные в самом начале мечты о будущей профессии, ожидании на длинную и счастливую жизнь. Это - последнее пожатие руки, последние поцелуй, последний взгляд ближнего, наиболее дорогого человека… Война ворвалась в сердце нашего народа, как осколок. Затмила солнечное небо дымом пожаров, стала болью невыносимой от черных похоронок, которые тысячами приходили каждый день. Сколько крови пролито! Сколько слез выплакано!

Более чем полвека назад отгремели последние залпы второй мировой войны… Вернулись домой люди, изведавшие все тяготы, которые когда-либо выпадали на долю человека. А многие не вернулись: они остались на бесчисленных полях сражений, в пепле концлагерных кремационных печей, на суше и на дне морей. Везде. Слишком много “горькой” памяти оставила война: Брестская крепость, Хатынь, Бабий Яр, блокада Ленинграда, жестокие бои за Сталинград и Москву… Сегодня говорят, что не осталось больше тайн, и мы знаем все о мировой войне. Но откуда щемящая тоска, которую чувствуешь, когда звучит гимн Великой Отечественной - "Вставай, страна огромная"? Откуда боль, от которой никуда не деться, когда из-под вороха аляповато-пестрых современных фотографий выглянет пожелтевший уголок военной фотокарточки, на которой, обнявшись, стоят погибшие тогда и умершие совсем недавно? И где граница, которая разделяет наш многообразный и динамичный мир и мир, оставшийся за кадром кинохроники тех правдивых и жестоких лет? Достоин восхищения подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. "Народ бессмертен" - так называется одно из произведений знаменитого писателя Василия Гроссмана. В этом названии звуки народных маршей, стоны раненых, рокот наступающих танковых полков, слезы и радость Дня Победы. Да, народ бессмертен, как бессмертен его подвиг!

С момента окончания Великой Отечественной войны прошло более полувека, но по-прежнему жив в памяти народа великий подвиг миллионов солдат. Во многом это заслуга писателей, которые посвятили свои произведения теме войны. Среди них такие выдающиеся деятели литературы, как А. Твардовский (“Василий Теркин”), К. Симонов (“Живые и мертвые”), В. Гроссман (“Жизнь и судьба”), В. Некрасов (“В окопах Сталинграда”), Б. Васильев (“А зори здесь тихие...”), В. Астафьев (“Звездопад”), В. Быков (“Сотников”) и многие, многие другие. Пожалуй, трудно назвать писателя советской эпохи, который бы не обращался к этой теме. Но само освещение темы в разные моменты истории страны было различным, время диктовало выбор угла зрения, под которым рассматривались эти события.

Мир литературы - это сложный удивительный мир, и в то же время очень противоречивый. Неизменным остается только одно: память. Мы должны быть благодарны тем писателям, которые после себя оставили когда-то признанный, а порой, непризнанный труд. Эти произведения заставляют нас задуматься над смыслом жизни, вернуться в то время, посмотреть на него глазами писателей разных течений, сравнить противоречивые точки зрения. Эти произведения - живая память о тех художниках, которые не оставались обыкновенными созерцателями происходившего. «Сколько в человеке памяти, столько в нем и человека», - пишет В. Распутин. И пусть нашей благодарной памятью будет наше неравнодушное отношение к их творениям.
Мы пережили страшную войну, может быть самую ужасную и тяжелую по своим жертвам и разрушениям за всю историю человечества.
В сороковые годы создаются преимущественно лирические произведения (К. Симонов, М. Исаковский, А. Сурков). Лирическим героем стихов становится простой человек, которому на войне недостает, прежде всего, семьи, любви, дома. Бурно развивается публицистика (И. Эренбург, К. Симонов). Все писатели едины во мнении: главная задача - победа, главное чувство - ненависть к врагу. Понятно, кто свой, а кто враг, а потому в произведениях того периода нет полутонов, сомнений, сложностей.
Произведения первых послевоенных лет полны радости, в них звучат фанфары, радость победы. Люди еще находятся под впечатлением грандиозности свершившегося, они не склонны видеть плохое. Главный победитель - Сталин, это не вызывает сомнений. Немцы изображаются только сатирически, им отказывается даже в элементарном уме. Советский же солдат изображается былинным чудо-богатырем (“Падение Берлина”). Но уже тогда некоторые писатели находят в себе мужество рассказать и правду о войне. “Мы не умели воевать, не жалели людских сил”, - говорит В. Астафьев.
Позже писатели начинают осмысливать опыт войны с позиций общечеловеческих ценностей, на уровне борьбы жизни и смерти. Отчетливо проявляются толстовские традиции изображения войны как противоестественного человеческой природе события. Основной проблемой становится самосознание человека перед лицом смерти. В этот момент утрачивают значение любые привычные схемы, хотя в сознании человека они могут укорениться настолько глубоко, что с ними трудно бороться. Попал в плен - предатель. Без партийного руководства войну не выиграть. И многие, многие другие “аксиомы”, вбитые в голову простых людей, определяли поступки человека в моменты, когда задумываться надо было о вечном.
Итак, после парадных, хвалебных произведений литература приходит к изображению оборотной стороны войны. Человек начинает испытываться на человечность. “Судьба человека” - это произведение, посвященное изображению противостояния человека и бесчеловечной машины, жизни и смерти. Шолохова воплощает стремление к жизни, которое должно победить смерть и жестокость. Андрей Соколов проходит через все испытания, включая гибель семьи. Вслед за писатели показывают войну глазами новичка. К. Воробьев в повести “Убиты под Москвой” воскрешает события печального, самого тяжелого и трагического периода Великой Отечественной войны. Действие повести происходит под Москвой в ноябре 1941 года. Рота кремлевских курсантов идет на фронт. “И от того, - писал В. Астафьев, - что она не просто рота, трагедия ее по-особому страшная, и хочется кричать от боли. В иных местах, читая повесть, хочется загородить собою этих молодых ребят, вооруженных “новейшими винтовками” , СВТ, которые годны были только для парадов, и остановить самих курсантов, идущих на позиции с парадным, шапкозакидательским настроением”.

Но так уж случилось, что все наши представления о войне связаны с образом мужчины-солдата. Это и понятно: воевали-то, в основном, представители сильного пола - мужчины. И почему-то обычно забывают о женщинах, о том, что и они тоже многое сделали для победы. В годы Великой Отечественной войны женщины не только спасали и перевязывали раненых, но и стреляли из “снайперки”, подрывали мосты, ходили в разведку, летали на самолетах. До сих пор страшно читать повесть Б. Васильева “А зори здесь тихие...”. Женщина на войне воспринимается нами как нечто противоестественное. Юные героини повести мечтают о жизни - и погибают. Они готовы умереть за победу, но все говорит о несправедливости этих смертей. Да, это - смерть ради жизни, но от этого она не становится менее страшной.

Я только раз видала рукопашный.
Раз – наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

Ю. Друнина

…Да разве ж об этом расскажешь -

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!..

М. Исаковский

2. «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне…»

2.1. Тема женщины и войны является одной из самых малоисследованных в современной литературе . И это вовсе не случайно: сражения, битвы и ратные подвиги испокон веку считались уделом мужским. Женщинам предназначалось иное: беречь домашний очаг, поднимать детей, а еще - ждать мужчин, уходивших на войну. Женское начало отождествлялось с самой жизнью, ее простым повседневным течением, миром обычных житейских дел и забот. Образ женщины несет с собой тепло и уют, нежность и покой а, главное, он несет с собой любовь, без которой немыслимо для человека счастье. Именно за любовь и счастье должны сражаться настоящие мужчины, и именно необходимость защиты дома, женщин и детей способна хотя бы отчасти оправдать войну.

Но “соединение” войны и женщины переворачивает все смыслы, заставляет изменить привычное восприятие реальности. Зло в этом случае вдруг приобретает такой вселенский размах, что, кажется, будто в мире вовсе не было и нет добра, и что именно жестокость является правдой жизни. Это ощущение рождается от возникающего вдруг понимания ужаса происходящего, обостренного осознания абсурдности массового убийства, дыхания смерти, которое несет с собой любая война. Понимание это слишком тяжело для человека, оно испытывает пределы его разума, уводя сознание на самую границу порядка и хаоса, света и тьмы. И в этом случае разум словно отказывается признать реальность происходящего:

Я видел девочку убитую,

Цветы стояли у стола.

С глазами навсегда закрытыми,

Казалось, девочка спала.

И сон ее, казалось, тонок,

И вся она напряжена,

Как будто что-то ждал ребенок…

Спроси, чего ждала она?

(И. Уткин “Я видел девочку убитую…”. 1942)

Смерть принимается за сон, но остается чувство противоречивости и недосказанности. За фактом гибели скрывается какая-то очень важная истина, которую пытается и не может уловить автор. Эта истина - в несовместимости женщины и войны, в несовместимости хрупкости и слепого безрассудного разрушения, слабости и жестокости, за которыми скрывается столкновение самой жизни и смерти. Поэт находится еще в плену прежних смыслов (не случайно женский образ отождествляется с образом ребенка), но уже предчувствует нечто очень важное, что может открыться человеку при столкновении со страшным фактом - гибелью женщины на войне. Это напряженное предчувствие переносится на образ погибшей девочки, которая, словно ждет ответа-объяснения у оставшихся в живых. Если гибель солдата - это подвиг во имя жизни, то гибель женщины - это гибель самой жизни. Само присутствие женщины на войне до предела обнажает контрастность жизни и смерти, и, одновременно, вплотную подводит человека к страшной истине: границы между бытием и небытием оказываются слишком призрачными, почти условными, они могут исчезнуть в любой момент. Поверить в возможность смерти - значило обречь себя на верную гибель. С таким чувством нельзя было выжить на войне…

Может, именно поэтому тема женщины и войны была поднята лишь через несколько десятилетий после реальных военных событий. Соприкасаясь с этой темой, мы вновь ставим мучительный вопрос о мере жизни и смерти, а значит и вопрос о неоправданности, абсурдности войны. Чувство ужаса перед массовой бойней не исчезло, а, напротив, стало еще острей. В чрезвычайных обстоятельствах проявляются, высвечиваются те черты и качества людей, которые в обычных, относительно нормальных условиях незаметны, а может быть и вовсе не нужны. Эта усталость шла от невыносимого, нечеловеческого напряжения, возникавшего при встрече со смертью. Тот, кто встречался со смертью “лицом к лицу” не может остаться прежним, а для слабого эта встреча может оказаться необратимой:

Глаза девчонки семилетней

Как два померкших огонька

На детском личике заметней

Большая, тяжкая тоска.

А много, много горьких лет.

(А. Барто “Глаза девчонки семилетней”.1942)

Прошли через заслоны огневые,

Ты говорила: “Каменные мы”.

Нет, мы сильнее камня,

Мы - живые!

(М. Алигер “Весна в Ленинграде”. 1942)

Женщины войны… Они пришли на войну совсем ещё девочками, а возвращались с неё женщинами, познавшими тяжёлую, горькую жизнь, выдержавшими нечеловеческие нагрузки. Им было во много раз тяжелее, чем мужчинам, так как условия жизни на войне вступали в противоречие с женской природой. Кто-то из них пытался приспособиться к реальности, копируя мужские черты в поведении. Возможно, поэтому они воспринимались окружавшими их мужчинами как “сестрёнки”. Настойчиво пробиваясь сквозь ужас и ненависть, страдания и боль, образ женщины давал солдатам надежду на жизнь:

Когда, упав на поле боя -

И не в стихах, а наяву, -

Я вдруг увидел над собою

Живого взгляда синеву,

Когда склонилась надо мною

Страданья моего сестра, -

Боль сразу стала не такою:

Не так сильна, не так остра.

Меня как будто оросили

Живой и мертвою водой,

Как будто надо мной Россия

Склонилась русой головой!

(И. Уткин “Сестра”. 1942)

Женщинам свойственна природная мягкость, хрупкость, нежность и стремление любить. Любовь - это чувство, не поддающееся объяснению с помощью только разума, здравого смысла. Именно потому, что женщина живёт чувствами и ощущениями, в отличие от мужчин, то и в памяти у неё остаются не имена начальников, армейские уставы, место и время проведения боевых операций, а ужас, страх, смерть и “запах крови”, царившие на войне.

2. 3. Светлана Алексиевич - всемирно известный белорусский прозаик, пишущий на русском языке . Автор таких произведений, как «У войны не женское лицо»(1985), «Цинковые мальчики» (1991), «Зачарованные смертью» (1994), «Чернобыльская молитва» (1997), «Последние свидетели» (2004). Ей присуждена премия Ленинского комсомола (1986), премия Курта Тухольского (1996), премия «Триумф» (Россия, 1997), премия Гердера (1999), премия Ремарка (2001), Национальная премия критики (США, 2006). Она создатель уникального документально-художественного метода, основанного на творчески сконцентрированных беседах с реальными людьми.

Светлана Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в г. Ивано-Франковске (Украина) в семье военнослужащего. Отец - белорус, мать - украинка. После демобилизации отца из армии семья переехала на его родину - в Беларусь. Жили в деревне. Отец и мать работали сельскими учителями (прадед отца тоже был сельским учителем). После окончания школы работала корреспондентом районной газеты в г. Наровле (Гомельской области), еще в школе писала стихи и газетные заметки, надо было два года трудового стажа (как тогда требовалось), чтобы поступить в университет на факультет журналистики . В 1967 году стала студенткой факультета журналистики Белорусского государственного университета в г. Минске. Во время учебы несколько раз была лауреатом республиканских и всесоюзных конкурсов научных студенческих работ.

После университета была направлена на работу в г. Береза Брестской области - в районную газету. Работая в газете, одновременно преподавала в сельской школе - еще колебалась: продолжить ли семейную учительскую традицию, заняться научной работой или стать журналистом? Но через год взяли на работу в Минск, в редакцию республиканской "Сельской газеты". А через несколько лет - корреспондент, а затем - заведующая отделом очерка и публицистики литературно-художественного журнала "Неман" (орган Союза писателей Беларуси).
Пробовала себя, свой голос в разных жанрах - рассказы, публицистика, репортажи. Решающее влияние на выбор оказал известный белорусский писатель Алесь Адамович и его книги "Я - из огненной деревни" и "Блокадная книга". Написаны они не им одним, а в соавторстве с другими писателями, но идея и разработка этого нового для белорусской и современной русской литературы жанра принадлежала ему. Адамович называл этот жанр по-разному, все время искал точную формулировку: "соборный роман", "роман-оратория", "роман-свидетельство", "народ сам о себе повествующий", "эпически-хоровая проза" и т. д. Всегда она называла его своим главным Учителем. Он помог ей найти свой путь... В одном из интервью так потом скажет: "Я долго искала себя, хотелось найти что-то такое, чтобы приблизило к реальности, мучила, гипнотизировала, увлекала, была любопытна именно реальность. Схватить подлинность - вот, что хотелось. И этот жанр - жанр человеческих голосов, исповедей, свидетельств и документов человеческой души мгновенно был мной присвоен. Да, я именно так вижу и слышу мир: через голоса, через детали быта и бытия. Так устроено мое зрение и ухо. И все, что во мне было, тут же оказалось нужным, потому что требовалось одновременно быть: писателем, журналистом, социологом, психоаналитиком, проповедником..."

"Из тысячи голосов, кусочков нашего быта и бытия, слов и того, что между слов, за словами - я складываю не реальность (реальность непостижима), а образ... Образ своего времени... То, как мы его видим, как мы его себе представляем. Достоверность рождается из множественности кругов... Я складываю образ своей страны от людей, живущих в мое время... Я хотела бы, чтобы мои книги стали летописью, энциклопедией почти десятка поколений, которых я застала и вместе с которыми иду... Как они жили? Во что верили? Как их убивали, и они убивали? Как хотели и не умели, не получалось быть счастливыми"?

В 1983 году была написана книга "У войны не женское лицо". Два года она лежала в издательстве и не печаталась, автора обвиняли в пацифизме, натурализме, в развенчании героического образа советской женщины. Такие обвинения в те времена считались серьезными. Тем более что за ней тянулась давняя слава - антисоветчицы и диссидентски настроенной журналистки еще с первой книги "Я уехал из деревни" (монологи людей, покинувших родные места). По указанию отдела пропаганды тогдашнего белорусского ЦК готовый набор книги рассыпали в типографии, обвинив автора в антиправительственных и антипартийных взглядах, ей грозило и увольнение с работы. Сказано было так: "Как вы можете работать в нашем журнале с такими не нашими настроениями? И почему вы до сих пор не член коммунистической партии?"

Но грянули новые времена. Пришел к власти Михаил Горбачев, и началась перестройка. В 1985 г. книга "У войны не женское лицо» - роман голосов, так она это назовет впоследствии, женщин-фронтовичек о войне, которую никто не знал, которую мужчины не рассказали, вышла почти одновременно в московском журнале "Октябрь", белорусском издательстве "Мастацкая лiтаратура", а затем в издательствах "Советский писатель", в "Роман-газете" и т. д. И в последующие годы она переиздавалась многократно - общий тираж дошел до 2 млн. экземпляров. Книгу приветствовали известные писатели-фронтовики: Кондратьев, Бакланов, Гранин, Окуджава и многие другие.
В том же (1985) году вышла и вторая книга, которая тоже около года (обвинения все те же - пацифизм, отсутствие идеологических стандартов) ждала своего часа - "Последние свидетели" (сто недетских рассказов). Эта книга также много раз издавалась, отмечена многочисленной критикой, которая называла обе книги "новым открытием военной прозы". Женский взгляд на войну, детский взгляд на войну открыл целый материк новых чувств и идей. 40-летие Победы театр на Таганке отметил спектаклем "У войны не женское лицо" (режиссёр спектакля Анатолий Эфрос). Омский государственный театр был отмечен Государственной премией за свой спектакль "У войны не женское лицо" (режиссер спектакля Геннадий Тростянецкий). Спектакль шел по всей стране - в десятках театров. Известный белорусский режиссер Виктор Дашук в соавторстве со Светланой Алексиевич создали цикл документальных фильмов - семь картин - под названием "У войны не женское лицо". Киноцикл был отмечен Государственной премией СССР, "Серебряным голубем" на фестивале документальных фильмов в Лейпциге . С. Алексиевич наградили орденом "Знак почета" и несколькими литературными и общесоюзной премиями (премия имени Константина Федина, премия имени Николая Островского и Всесоюзная премия Ленинского комсомола).

В 1989 г. вышла новая книга С. Алексиевич "Цинковые мальчики" - книга о преступной афганской войне, которую десять лет скрывали от собственного народа. Чтобы написать эту книгу она четыре года ездила по стране, встречалась с матерями погибших солдат и бывшими воинами-афганцами. Сама побывала на войне, летала в Афганистан. После выхода книги, которая произвела в обществе эффект разорвавшейся бомбы, многие не простили автору развенчание героического военного мифа. На нее обрушились в первую очередь военные и коммунистические газеты. В 1992 году в Минске был организован политический суд над автором и книгой "Цинковые мальчики".

Но в защиту поднялась демократическая общественность, многие известные интеллектуалы за рубежом. Суд был приостановлен... Впоследствии по этой книге тоже были сняты в соавторстве со Светланой Алексиевич несколько документальных картин (режиссер Сергей Лукьянчиков), ставились спектакли (фильмы "Стыд" и "Я - из повиновения вышел").

В 1993 г. вышла новая книга "Зачарованные смертью". Это был рассказ о самоубийцах - о тех, кто покончил с собой или пытался покончить с собой, не выдержав исчезновения социалистических идей, социалистического материка. Те, кто уравнял себя с идеей, сжился с ней намертво. Кто не нашел в себе силы принять новый мир. Новую историю и новую страну. По книге был снят фильм "Крест" (сценарий Светланы Алексиевич)
В 1997 году С. Алексиевич закончила и опубликовала книгу "Чернобыльская молитва" (хроника будущего). Как обычно, последние три книги, так и эта сначала была опубликована в журнале "Дружба народов", а потом в издательстве "Остожье". Эта книга не о Чернобыле, как пишет сама автор, а о мире после Чернобыля. Как человек живет, обживает новую реальность, которая произошла, существует, но еще не осознана и не понята. Люди, пережившие Чернобыль, люди, живущие после Чернобыля, добывают новое знание. Знание для всего человечества. Они уже живут после третьей мировой войны... После ядерной войны... Не случаен в этом смысле подзаголовок книги - хроника будущего.

"Если оглянуться назад; вся наша история - советская и постсоветская - это огромная братская могила, море крови. Вечный диалог палачей и жертв. Вечные русские вопросы: что делать? И кто виноват? Революция, Гулаг, вторая мировая война и спрятанная от своего народа война в Афганистане, крах великой империи, под воду ушел гигантский социалистический материк, материк-утопия, а теперь новый вызов, космический вызов - Чернобыль. Вызов уже - всему живому. Все это - наша История. И это - тема моих книг. Мой путь... Мои круги ада... От человека к человеку..."

Алексиевич издавались не только в нашей стране, но и за рубежом - в Америке, Германии, Англии, Японии, Швеции, Франции, Китае, Вьетнаме, Болгарии, Индии и т. д. Всего в 19 странах мира. Она - автор сценариев 21 документального фильма. И трех театральных пьес. Во Франции, Германии, Болгарии ставились спектакли по ее книгам. С. Алексиевич награждена многими международными премиями: Курта Тухольского (Шведский ПЭН) за "мужество и достоинство в литературе", премией Андрея Синявского "За благородство в литературе", российской независимой премией "Триумф", лейпцигской премией "За европейское взаимопонимание-98 ", немецкими премиями "За лучшую политическую книгу" и имени Гердера. обозначила однажды в интервью так главную идею своих книг, своей жизни: "Я всегда хочу понять, сколько человека в человеке. И как этого человека в человеке защитить? Чем мы можем его защитить?»
Ее книги, одна за другой, складываются в художественно документальную летопись истории души советского и постсоветского человека. Она все дальше разрабатывает и пробует возможности своего интересного и оригинального жанра. В каждой книге он предстает по-новому. Сбывается то, о чем пророчествовал Лев Толстой, не раз утверждая, что за самой жизнью следить гораздо интереснее, чем ее выдумывать. "Искусство о многом в человеке и не догадывается", - утверждает С. Алексиевич.

В издательстве "Остожье" к 50-летию писательницы издали ее 2-хтомник, в который вошли все пять написанных ею книг. написал в своем предисловии, что "мы имеем уникальную работу, сделанную, может быть, впервые в русской (или точнее, советской и постсоветской) культуре - прослежена, задокументирована, художественно обработана жизнь нескольких десятков поколений и сама реальность 70 лет социализма: от революции 17-го года через гражданскую войну, молодость и гипноз великой Утопии, сталинский террор и Гулаг, Великую Отечественную войну и годы краха материка социализма - до сегодняшних дней. Это - живая история, рассказанная самим народом, и записанная, услышанная, выбранная талантливым и честным летописцем".
Сейчас писательница завершает работу над книгой под названием "Чудный олень вечной охоты". Это рассказы о любви: мужчины и женщины разных поколений рассказывают свои истории. "Мне подумалось, - говорит автор, - что я до сих пор писала книги о том, как люди убивали друг друга, как они умирали. Но ведь это не вся человеческая жизнь. Теперь я напишу, как они любили... Любят... И опять мои вопросы - кто мы, в какой стране живем - через любовь... Через то, ради чего мы, наверное, и приходим в этот мир. Мне хочется любить человека. Хотя любить человека, трудно. Всё труднее".

2.4. Алексиевич изобрела новый жанр - полифонический роман-исповедь. В её книгах реальные люди рассказывают о главных событиях своего времени - войне (Великая Отечественная - «У войны не женское лицо» и афганская - «Цинковые мальчики»), катастрофе в Чернобыле («Чернобыльская молитва»), развале великой империи. Художественно-документальная литература в ХХ веке начинает теснить традиционные жанры художественной литературы . Опора на факт, изображение подлинных исторических событий и лиц, документальность письма – существенный признак литературной прозы ХХ века. В литературоведении документально-художественную литературу нередко называют «литературой факта». В жанре очерка и близких к нему литературных формах создана большая часть литературных ценностей, значительных по идейному содержанию, это один из самых старых жанров русской литературы. По русскому очерку, жанру-летописцу, можно изучать историю России во всех направлениях ее развития: социальном, экономическом, культурно-историческом. Русский очерк как самостоятельный жанр утвердился в 40-ые годы Х1Х века. В то же время он получил первое теоретическое обоснование своей жанровой специфики, определилось его своеобразие, цели и задачи. Основы эстетики русского очерка были заложены в статьях и рецензиях, посвященных практике писателей натуральной школы. Белинский утвердил в литературоведении термин «очерк», высказал много интересных мыслей об этом жанре. По его мнению, очерк – это небольшое по объему произведение, подобное тем, которые вошли в два первых сборника «Физиологии Петербурга». Специфику очерка Белинский видел в обращении к фактам обыденной жизни: по его мнению, авторы не должны гнаться за исключительными явлениями, а изображать «самые обыкновенные и вседневные предметы». В начале 50-ых годов Х1Х века «физиологический очерк» сдает свои позиции, уступая место очерку путевому («Письма из Франции и Италии» , «Фрегат «Паллада» А. Гончарова). Спустя время появляются очерки, статьи, путевые заметки. , Н. Успенского. В начале ХХ века М. Горький сделал много для создания стройной теории очеркового жанра. В начале ХХ века, когда в России бушевали войны и революции, произошел новый качественный скачок в развитии художественной литературы: от дневников и мемуарных воспоминаний, публицистики, «Писем…» . Стабилен интерес к «литературе факта» и во второй половине ХХ века. На первом плане здесь темы, связанные с трагической историей России, произведения, рассказывающие о « наказании без преступления» - о судьбах людей, прошедших через лагеря и тюрьмы тоталитарной эпохи (произведения О. Волкова, А. Жигули на, В. Шаламова,).

Человеческие документы, рассказы очевидцев, исповеди, мемуары сопутствуют, как правило, литературе переходных эпох, времени крупных исторических сдвигов и перемен. Прав был, сказавший когда-то, что именно на развилках жизненных дорог человек с удвоенной энергией «перебирает свое прошедшее, …припоминает былое и сличает его с настоящим».

Алексиевич изобрела новый жанр - полифонический роман-исповедь. В её книгах реальные люди рассказывают о главных событиях своего времени - войне (Великая Отечественная - «У войны не женское лицо» и афганская - «Цинковые мальчики»), катастрофе в Чернобыле («Чернобыльская молитва»), развале великой империи. Автор признается, что долго искала жанр, «который бы отвечал тому, как вижу мир, как устроен мой глаз, мое ухо».

И выбрала жанр человеческих голосов... Свои книги я высматриваю и выслушиваю на улицах. За окном. В них реальные люди рассказывают о главных событиях своего времени – война, развал социалистической империи, Чернобыль, а все вместе они оставляют в слове – историю страны, общую историю. Старую и новейшую. А каждый – историю своей маленькой человеческой судьбы.

Сегодня, когда мир и человек стали так многолики и многовариантны (искусство все чаще признается в своем бессилии), и документ в искусстве становится все более интересен, без него уже невозможно представить полную картину нашего мира. Он приближает нас к реальности, он схватывает и оставляет подлинники прошлого и происходящего. Более 20 лет работая с документальным материалом, написав пять книг, я все время убеждаюсь и повторяю: искусство о многом в человеке не подозревает, не догадывается, и тогда это непознанное исчезает бесследно.

Но я не пишу сухую, голую историю факта, события, я пишу историю чувств. Можно еще назвать это – пропущенной историей. Что человек думал, понимал и запоминал во время события? Во что верил или не верил, какие у него были иллюзии, надежды, страхи? Что понял о себе и о мире... Это то, что невозможно вообразить, придумать, во всяком случае, в таком количестве достоверных деталей и подробностей. Мы быстро забываем, какие мы были десять, двадцать или пятьдесят лет назад. А иногда стыдимся, или сами уже не верим, что так оно с нами и было. Искусство может солгать, а документ не обманывает... Хотя документ – это тоже чья-то воля, чья-то страсть. Но я складываю мир своих книг из тысяч голосов, судеб, кусочков нашего быта и бытия. Каждую свою книгу я пишу четыре-семь лет, встречаюсь и разговариваю, записываю 500-700 человек. Моя хроника охватывает десятки поколений. Она начинается с рассказов людей, которые помнили революции, прошли войны, сталинские лагеря, и идет к нашим дням – почти 100 лет. История души – русской души. Или точнее, русско-советской души. История великой и страшной Утопии – коммунизма, идея которого не умерла окончательно не только в России, но и во всем мире. Она еще долго будет дьявольски искушать, и манить человеческие умы. И я хотела оставить рассказы самих ее свидетелей и участников. Моя хроника продолжается. Я иду по времени за своими героями...

Однажды ей в руки попала книга «Я – из огненной деревни» А. Адамовича, форма ее необычна: роман собран из голосов самой жизни. Именно тогда Алексиевич поняла, что нашла то, что искала. Два года она думала, о чем будет ее книга, и постепенно понимала, что все, что нам известно о войне, известно с «мужского голоса». «Мы в плену «мужских» представлений и «мужских» ощущений войны. А женщины молчат ».

Но Алексиевич продолжала работать, много ездила, встречалась с людьми, спрашивая себя, о чем будет ее новая книга? Решила – о войне… Уже тогда, в период подступа к своей теме, журналистка понимала, что о войне написано немало, сотни книг, они разные, но они и похожие. Именно тогда Светлана осознала, что о войне рассказано с «мужского голоса». Хорошо, емко и грамотно. Но этот совсем другой мир, не женский. Она сделала запись в своем дневнике: «Хочу написать историю этой войны, женскую историю». В кратком предисловии к книге «У войны не женское лицо» Алексиевич писала: «4 года я иду обожженными километрами чужой боли и памяти. Записаны сотни воспоминаний женщин-фронтовичек». В основу книги легли свыше 200 женских историй. Война им снится до сих пор, спустя десятилетия. Поэтому так часто в рассказах женщин звучат слова: «То бежишь в укрытие, то на другую позицию. Проснешься – и не верится, что живая». Светлана слушала, когда женщины, прошедшие войну, говорили, когда молчали, отмечая: «Все у них: и слова, и молчание – для меня текст». Делая записи в блокнотах, Алексиевич решила, что не станет за фронтовичек ничего домысливать, угадывать и дописывать. Пусть они говорят…

«У «женской» войны свои краски, свои запахи, свое освещение и свое пространство чувств». Но их война осталась неизвестной, и тогда С. Алексиевич поставила перед собой задачу: показать войну глазами женщин. При этом она пишет не книгу о войне, а о человеке на войне, не историю войны, а историю чувств, по ее собственному признанию, она - историк души. Ей хочется написать такую книгу о войне, чтобы от войны тошнило, и сама мысль о ней была бы противна. Годы ушли на то, чтобы разыскать героинь будущей книги, встретиться с ними, выслушать и записать их рассказы. Имена прославленных фронтовичек, о которых уже немало известно, писательница сознательно обходила.

На фронтах Великой Отечественной войны в Советской армии воевало более 1 миллиона женщин. Не меньше их принимало участие в партизанском и подпольном сопротивлении. Им было от 15 до 30 лет. Они владели всеми военными специальностями – летчицы, танкистки, автоматчицы, снайпера, пулеметчицы... Когда в первый раз читаешь документальную прозу С. Алексиевич, то удивляешься. Снайперы и зенитчицы, летчицы и саперы, разведчицы и санитарки, а еще повара, прачки, регулировщицы - пожалуй, не найти такой военной профессии и такой военной работы, в которой женщины бы не принимали участие. И невольно возникает вопрос: почему их было так много на фронтах Великой Отечественной войны?! Неужели без них было невозможно обойтись?

Женщины не только спасали, как это было раньше, работая сестрами милосердия и врачами, а они и убивали. В книге женщины рассказывают о войне, о которой мужчины нам не рассказали. Такой войны мы не знали. Мужчины говорили о подвигах, о движении фронтов и военачальниках , а женщины говорили о другом – как страшно первый раз убить...или идти после боя по полю, где лежат убитые. Они лежат рассыпанные, как картошка. Все молодые, и жалко всех – и немцев, и своих русских солдат. После войны у женщин была еще одна война. Они прятали свои военные книжки, свои справки о ранениях – потому что надо было снова научиться улыбаться, ходить на высоких каблуках и выходить замуж. А мужчины забыли о своих боевых подругах, предали их. Украли у них Победу. Не разделили.
В 1983 году была написана книга «У войны не женское лицо». Два года она пролежала в издательстве. В чем только представители цензуры не обвиняли журналистку! Вот запись, сделанная Алексиевич в тот период: «Мне говорили, что я показываю «грязь войны», « слишком страшная война. Много ужаса. Натурализма». Один из издателей спросил: «Чего вы добиваетесь?» Я ответила: «Правды…» Услышала в ответ: «Для вас она такая низкая? Вы же принижаете роль нашей женщины-героини».

2.5. “Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово “милосердие”. Есть и другие слова - сестра, жена, друг и самое высокое - мать... Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь. Женщина и жизнь - синонимы” - так начинается книга С. Алексиевич. Да, в нашем представлении женщина - это нежное, хрупкое, безобидное существо, которое само нуждается в защите. Но в те ужасные военные годы женщине пришлось стать солдатом, идти защищать Родину, чтобы сберечь жизнь будущим поколениям.

Все человеческое должно было содрогнуться в душе от этого страха, и чтобы вытеснить этот смертельный ужас, человек должен был научиться убивать. Для женщины, рождающей жизнь, эта необходимость непереносима. , которая во время войны была снайпером, так рассказывает о своём первом выстреле в человека: “…я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, - и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. … После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок…Он взмахнул руками и упал. Убит он был или нет, не знаю. Но меня после этого ещё больше дрожь взяла, какой-то страх появился: я убила человека…”. Чтобы научиться убивать, женщине надо научиться убивать собственную женственность, собственную душу. Война потребовала от женщин сжечь в огне ненависти даже самое святое - материнское, жертвенное чувство любви к собственным детям. Самый страшный для меня эпизод повести С. Алексиевич - это рассказ о выходе из партизанской блокады, когда женщина была вынуждена убить своего ребенка, чтобы спасти остальных. С какой же нечеловеческой бездной страдания и ужаса должен был столкнуться человек, чтобы совершить такое!

Осознание громадности общей беды и неотвратимости общей гибели меняло женщин. Материнское чувство приобретало вселенский размах, лишалось индивидуальной определенности: “Я не хотела убивать, я не родилась, чтобы убивать. Я хотела стать учительницей. А они пришли убивать на нашу землю, жечь. Я видела, как жгли деревню, я не могла кричать, я не могла громко плакать: мы шли в разведку… Я могла только грызть себе руки, у меня до сих пор остались шрамы. Помню, как кричали люди. Как кричали коровы, как кричали куры. Мне казалось, что все кричит человеческими голосами… Все живое… И такая у меня после этого любовь ко всему родному, ко всем своим людям, что все готова за них отдать”.

Когда я прочитала эту книгу, то меня очень поразило, что такое огромное число женщин воевало в годы Великой Отечественной войны. Хотя здесь нет, наверное, ничего необычного. Всякий раз, когда угроза нависала над Родиной, женщина вставала на ее защиту. Если вспомнить нашу историю, то можно найти множество примеров, подтверждающих эту истину. Во все времена русская женщина не только провожала на битву мужа, сына, брата, горевала, ждала их, но в трудное время сама становилась рядом с ними. Еще Ярославна поднималась на крепостную стену и лила расплавленную смолу на головы врагов, помогая мужчинам защищать город. И в годы Великой Отечественной войны женщина стреляла, убивая врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее дом, ее детей, родственников и близких. Вот отрывок из рассказа Клавдии Григорьевны Крохиной, старшего сержанта, снайпера. “Мы залегли, и я наблюдаю. И вот я вижу: один немец приподнялся. Я щелкнула, и он упал. И вот, знаете, меня всю затрясло, меня колотило всю”. И не единственная она была такая. Не женское это дело - убивать. Все они не могли понять: как это можно убить человека? Это же человек, хоть он враг, но человек. Но этот вопрос постепенно исчезал из их сознания, а его заменяла ненависть к фашистам за то, что они делали с народом. Ведь они беспощадно убивали и детей и взрослых, сжигали людей живьем, травили их газом. Я и раньше много слышала о зверствах фашистов, но то, что я прочитала в этой книге, произвело на меня огромное впечатление. Вот только единственный пример, хотя в этом произведении их сотни. “Подъехали машины-душегубки. Туда загнали всех больных и повезли. Ослабленных больных, которые не могли передвигаться, снесли и сложили в бане. Закрыли двери, всунули в окно трубу от машины и всех их отравили. Потом, прямо как дрова, эти трупы бросили в машину”.
И как мог кто-нибудь в то время думать о себе, о своей жизни, когда враг ходил по родной земле и так жестоко истреблял людей. Эти “обыкновенные девушки” и не задумывались над этим, хотя многим из них было по шестнадцать-семнадцать лет, как и моим ровесницам сегодня. Они были простыми школьницами и студентками, которые, конечно, мечтали о будущем. Но в один день мир для них разделился на прошлое - то, что было еще вчера: последний школьный звонок, выпускной бал, первая любовь; и войну, которая разрушила все их мечты. Вот как началась война для медсестры Лилии Михайловны Будко: “Первый день войны... Мы на танцах вечером. Нам по шестнадцать лет. Мы ходили компанией, проводим вместе одного, потом другого... И вот уже через два дня этих ребят, курсантов танкового училища, которые нас провожали с танцев, привозили калеками, в бинтах. Это был ужас... И я сказала маме, что пойду на фронт”.

Конечно, война - это не женское дело, но эти “обыкновенные девушки” были нужны на фронте. Они были готовы к подвигу, но не знали девчонки, что такое - армия и что такое - война. Пройдя шестимесячные, а то иногда и трехмесячные курсы, они уже имели удостоверения медсестер, зачислялись саперами, летчицами. У них уже были военные билеты, но солдатами они еще не были. И о войне, и о фронте у них были только книжные, часто романтические представления. Поэтому трудно им было на фронте, особенно в первые дни, недели, месяцы. Тяжело было привыкнуть к постоянным бомбежкам, выстрелам, убитым и раненым. “Я до сих пор помню своего первого раненого. Лицо помню... У него был открытый перелом средней трети бедра. Представляете, торчит кость, осколочное ранение, все вывернуто. Я знала теоретически, что делать, но, когда я... это увидела, мне стало плохо”, - вспоминает Софья Константиновна Дубнякова, санинструктор, старший сержант. Выдержать на фронте надо было не кому-нибудь, а девчонке, которую до войны мать еще баловала, оберегала, считая ребенком. Светлана Катыхина рассказала, как перед самой войной мать не отпускала ее без провожатого к бабушке, мол, еще маленькая, а через два месяца эта “маленькая” ушла на фронт, стала санинструктором. Да, не сразу и не легко давалась им солдатская наука. Потребовалось обуть кирзачи, надеть шинели, привыкнуть к форме, научиться ползать по-пластунски, копать окопы. Но они со всем справились, девушки стали отличными солдатами. Они проявили себя в этой войне как отважные и выносливые воины.

хотела стать актрисой, готовилась к поступлению в театральный институт. Вот что она вспоминала о первом дне войны: «Именно в этот день у меня было свидание. Я ждала, что мой парень признается мне в любви. А он грустно сказал: «Вера, война! Нас из училища отправляют на фронт». Тогда и решила Вера, что тоже пойдет на фронт. Так она стала снайпером, кавалером двух орденов Славы. И таких историй об искалеченных жизнях множество. У каждой из этих женщин была своя дорога на фронт, но их объединяло одно - желание спасти Родину, защитить ее от немецких оккупантов и отомстить за смерть близких. “У нас у всех было одно желание: только в военкомат и только проситься на фронт”, - вспоминает минчанка Татьяна Ефимовна Семенова.

Галину Запольскую война застала в армии, где она работала телефонисткой. Начальник связи сказал ей и ее подругам: «Вы вольнонаемные. Еще есть время вернуться домой. Ну, а те, кто хочет остаться на фронте, шаг вперед…» Все 20 девчат решили остаться. с улыбкой говорила, что, собираясь на фронт, на все деньги, которые ей выдали, купила конфет. Совсем девчонка была. Вспоминая первые свои ощущения, военный хирург Вера Хорева рассказывала: «Я думала, что война ненадолго. Взяла любимую юбку, туфли. Даже во время войны, когда отступали, на пути попался магазин, а там туфли на полочке стоят. Глаз не оторвать. Купила. Трудно было сразу отказаться от обычной жизни».
А вот что запомнилось санинструктору Полине Ноздрачевой, полному кавалеру орденов Славы: «Когда мы выстроились по росту, я оказалась самая маленькая. Командир спрашивает меня: «Что делать с тобой? Может, поедешь домой и подрастешь?» Я молчу. Мамы у меня уже не было…» В прошлом связистка, Зинаида Пальшина вспоминала: «Я тоже добровольно пошла на фронт. Нельзя было не пойти. Все шли… И только на фронт». Эти совсем молоденькие девчонки всеми правдами и неправдами рвались на фронт.

Выбор для многих девушек между жизнью и смертью был простым. Рассуждая на эту тему, Светлана Алексиевич в своей книге напишет: «Я пробую представить себе, что такой выбор встал бы передо мной. Новыми глазами вижу все вокруг – любимые книги, пластинки, настольную лампу… слышу знакомое дыхание спящей матери… То, что могла бы потерять. И уже не тороплюсь повторить, что выбор был «простым»… хотя для них это было так. А я ведь намного старше этих девочек»…

вспоминала: «В 19 лет у меня была медаль «За отвагу». И в 19 лет я поседела. В последнем бою была ранена, парализовало ноги… Когда я домой вернулась, мама показала похоронку на меня». Есть в книге строки автора о том, что ее волновало больше не описание боевых операций, а жизнь человека на войне, любая мелочь быта. Ведь эти необстрелянные девчонки были готовы к подвигу, но не готовы к жизни на войне. Разве они предполагали, что им придется наматывать портянки, носить сапоги на 2-3 размера больше, ползать по-пластунски, копать окопы…
сказала: «Вот смотрю фильмы о войне… Медсестра на передовой, аккуратненькая. Ходит в юбочке. Ну, неправда это! Да и юбки нам дали в конце войны». В разговоре с журналисткой связистка Мария Калиберда огорченно произнесла: «Война не только нашу молодость забрала, она материнство у многих отняла. Знаете, организм женский нежный… Но мы остались живы. Я первое время иду по улице и не верю, что Победа…»

А вот, что написала в письме Светлане Алексиевич зенитчица Нона Смирнова: «Да, война... Конечно, хотелось любить, ведь мы были молодые. Мы любовь берегли как что-то святое, возвышенное. Но если бы ее не было, не было бы детей 41-45 годов рождения…»

С. Алексиевич отмечает: “Все, казалось бы, учли гитлеровские стратеги и идеологи, кроме того, что мать окажется способной запрятать мину под платьицем своей дочери, отец, не имея возможности пожертвовать собой, принесет в жертву жизнь дочери, дочь, которая могла бы спасти жизнь своей матери, будет спасать жизнь всех, землю родную спасать, отдавая за это жизнь дорогого человека”.

Великая Отечественная война - это история величия народного духа, время коллективного подвига и славы. Но трагедия женской судьбы и женской доли от этого не становилась меньше. Уничтожение нежности, мягкости, слабости необходимо для воина, без этого ему не выжить в смертельной схватке, но для воина-женщины эта тяжкая необходимость становится формой самоубийства. Она абсолютно невозможна, поскольку совпадает с разрушением самих основ женственности.

Женское начало проходило испытание на прочность войной. От нестерпимого страдания корчилась в муках душа, болело тело… “Пришла я с фронта седая. Двадцать один год, а я уже беленькая. У меня ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо, - вспоминает, одна из героинь повести “У войны не женское лицо”. Горький фронтовой опыт порождал огромную душевную усталость: “Я чувствовала себя очень уставшей, намного старше своих сверстников, даже старой. Подружки танцуют, веселятся, а я не могу, я смотрела на жизнь уже другими глазами. Внешне это не было видно, за мной молодые ребята ухаживали, а душа моя была уставшая. Мужчины не все выдерживали, что я видела...”. Эта усталость шла от невыносимого, нечеловеческого напряжения, возникавшего при встрече со смертью. Тот, кто встречался со смертью “лицом к лицу” не может остаться прежним, а для слабого эта встреча может оказаться необратимой:

Глаза девчонки семилетней

Как два померкших огонька

На детском личике заметней

Большая, тяжкая тоска.

Она молчит, о чем ни спросишь,

Пошутишь с ней, - молчит в ответ.

Как будто ей не семь, не восемь,

А много, много горьких лет.

Женское начало проходило испытание на прочность войной. Но оно не могло исчезнуть окончательно, как не может исчезнуть сама жизнь:

Прошли через заслоны огневые,

Мы вырвались из этой длинной тьмы,

Ты говорила: “Каменные мы”.

Нет, мы сильнее камня,

Мы - живые!

Женское начало настойчиво заявляло о себе даже в самых трагических ситуациях. Саша Ляхова, девушка-снайпер, погибла в снайперском поединке. “И что её подвело - это красный шарф. Она очень любила этот шарф. А красный шарф на снегу заметен, демаскировка”. “Всегда я старалась быть подтянутой, не забывать, что я женщина, - вспоминает, санитарка, - И мне часто говорили: “Господи, разве она была в бою, такая чистенькая”. Я помню, очень боялась, что если меня убьют, то я буду некрасиво выглядеть… Другой раз прячешься от обстрела и не столько думаешь, чтобы тебя не убило, как прячешь лицо, чтобы не изуродовало”. Для женщины физические раны даже страшнее ран душевных, потому что женские красота и совершенство состоят в гармонии, в единстве духовного и телесного начала. Ничто не страшило женщин на фронте больше, чем возможность стать калекой.

Женщины войны… Они пришли на войну совсем ещё девочками, а возвращались с неё женщинами, познавшими тяжёлую, горькую жизнь, выдержавшими нечеловеческие нагрузки. Им было во много раз тяжелее, чем мужчинам, так как условия жизни на войне вступали в противоречие с женской природой. Кто-то из них пытался приспособиться к реальности, копируя мужские черты в поведении. Возможно поэтому, что особенно ярко видно в прозе С. Алексиевич, они воспринимались окружавшими их мужчинами как “сестрёнки”. Настойчиво пробиваясь сквозь ужас и ненависть, страдания и боль, образ женщины давал солдатам надежду на жизнь:

Когда, упав на поле боя -

И не в стихах, а наяву, -

Я вдруг увидел над собою

Живого взгляда синеву,

Когда склонилась надо мною

Страданья моего сестра, -

Боль сразу стала не такою:

Не так сильна, не так остра.

Меня как будто оросили

Живой и мертвою водой,

Как будто надо мной Россия

Склонилась русой головой!

Противоречивость ситуации наглядно передается в воспоминаниях мужчин - участников войны: “У нас, у мужчин, было чувство вины, что девчонки воюют, и оно у меня осталось… Вот вам один случай. Мы отступаем. А это осень, дожди идут сутками. Возле дороги лежит убитая девушка… Санинструктор… Это была красивая девушка, у нее длинная коса, и она вся в грязи… И такая неестественность этой смерти и того, что женщина здесь, с нами, посреди такого ужаса, грязи, хаоса. Я много видел смертей, а помню это…”. И рядом другое: “Надо ли об этом сегодня вспоминать? Когда я слышал, что наши медицинские сестры, попав в окружение, отстреливались, защищая раненых бойцов, потому что раненые беспомощны как дети, я это понимал, но когда две женщины ползут кого-то убивать со “снайперкой” на нейтральной полосе - это все-таки “охота”… В разведку я, может быть, с такой и пошел, а в жены бы не взял… Война - дело мужское”.

Мужчины старались оберегать и защищать своих фронтовых сестер. Однако нормально ли это для девушки, когда мужчина относится к ней лишь как к другу, сослуживцу, бойцу, но не как к женщине, которую можно и нужно любить. На женщин свалился тяжкий груз. Для многих бойцов они должны были стать на войне не только сестрами, но и матерями. Женщина становилась матерью, точнее, несла в себе образ матери для других, в семнадцать, восемнадцать лет. Она сама ещё нуждалась в материнской опеке, а ей приходилось опекать других. Не увидев всех радостей жизни, девушки сразу сталкивались с самой сложной её стороной. Как пишет С. Алексиевич: “Страшно было не то, что тебя убьют, а то, что умрёшь, не узнав жизни, ничего не изведав. Это было самое страшное. Мы шли умирать за жизнь, но ещё не знали, что такое жизнь”. А желание жить и любить было таким сильным! Оно отчетливо и мощно проявляется в необузданной стихии женственности, которая совпадает с самой природной стихией.

Если для мужчин на войне олицетворением жизни была женщина, то для женщины - вся повседневность без остатка: природа, окружающая человека, отношения между людьми во всём их многообразии. Женщинам свойственна природная мягкость, хрупкость, нежность и стремление любить. Любовь - это чувство, не поддающееся объяснению с помощью только разума, здравого смысла. Именно потому, что женщина живёт чувствами и ощущениями, в отличие от мужчин, то и в памяти у неё остаются не имена военноначальников, армейские уставы, место и время проведения боевых операций, а ужас, страх, смерть и “запах крови”, царившие на войне. Олицетворением жизни для женщин являлись повседневные радости, обычные заботы, сугубо мирные, но такие милые сердцу, желания. Именно они давали женщине возможность не потерять саму себя. Вот что говорит, шофер: “Была весна. Мы отстрелялись на учениях и шли назад. И я нарвала фиалок. Маленький такой букетик. Нарвала и привязала его к штыку. Так и иду. Пришли в лагерь, и командир дал мне за эти фиалки три наряда вне очереди. Но я фиалки не выбросила. Я их тихонько сняла и в карман засунула. …Другой раз стою на посту. В два часа пришли меня сменять, а я не пошла. Говорю своему сменщику: “Ты днём постоишь, а я сейчас”. Согласна была простоять всю ночь, до рассвета, но послушать птиц”. Армия не принимала женщин как равноправных воинов во многом потому, что армейские будни не могли заменить женщине повседневность человеческой жизни. Женщина как бы автоматически, инстинктивно привносила мир повседневности в мир экстремальных ситуаций, а эти миры несовместимы между собой. Фиалки невозможны для солдата не столько потому, что это противоречит уставу, а потому, что они заставляют его вспомнить о любви, нейтрализуют его ярость и волю, снижая тем самым его способность к победе.

Женщины сражались наравне с мужчинами, но их воспоминания, в отличие от мужских, настолько эмоциональны, и так передают весь ужас войны, что именно они и стали служить предостережением для будущих поколений. И сам контраст женщины и войны, то, как трудно свыкнуться с этой жестокостью, как трудно убивать, говорит нам о неприятии войны самой природой, жизнью. Ведь такие слова как “женщина” и “жизнь” можно назвать синонимами. Так почему же должно быть так, что дающая жизнь вынуждена нести смерть. Почему люди вообще должны убивать друг друга и почему они не могут жить в мире?

3. Заключение

Давно известно, сколь обманчива и несовершенна человеческая память, безжалостно размываемая временем, по крупицам, уносящим в забвение сначала второстепенное, менее значительное и яркое, а затем и существенное. Не зафиксированная в документах, не осмысленная искусством история и исторический опыт людей очень быстро вытесняются из памяти вереницей текущих дел и событий и навсегда утрачиваются из духовной сокровищницы народа. В годы войны, когда человеческая жизнь нередко была лишь средством к великой цели, не суть важным казалось имя человека, упавшего рядом, достаточно было знать, что это свой, и единственной заботой живых было вовремя предать земле павшего. Второпях, в горячке боев мы ограничивались словами известной эпитафии на фанерной табличке под такой же фанерной звездой; иногда лишь по размерам насыпи на братской могиле можно было приблизительно судить о количестве в ней похороненных. Но вот впоследствии стало понятно, что нельзя человеку без имени - живому, а тем более павшему. Ведь имя на обелиске - это последнее, что остается от бойца в жизни, и в нем единственная его безмолвная просьба к живым - не забудьте!

Время, к сожалению, безжалостно не только к человеческой памяти, столь же немилосердно оно ко всему, что составляет сложную область человеческих отношений. Великая Отечественная война советского народа против немецкого фашизма - целая эпоха в истории нашей страны, блестящая страница ее героического прошлого. Она забрала бесчисленное множество человеческих жизней, разрушила сотни поселков и городов. И хотя за послевоенные годы все восстановлено и отстроено, облик земли стал красивее, чем прежде, невидимые следы войны еще остаются в сердцах и душах людей.

Глубинная сущность народного подвига в минувшей войне является животворной темой современного искусства. О жизни человека на войне поставлено немало фильмов, написано замечательные произведения литературы. Одним из важнейших критериев в оценке произведений на тему войны является сохранение меры и такта в отношении к правде войны, ее участникам - живым, но главным образом убитым. Психологическая углубленность, точный и строгий реализм в отображении драматических, а то и трагических перипетий войны вот единственно приемлемый путь для серьезного искусства. Хотя вряд ли обличье войны можно назвать и мужским, но уж действительно не женским: столько в нем бесчеловечного и жестокого, свойственного скорее животному миру, нежели человеческому обществу. Доброта однозначна и самоценна, но нигде ее надобность не обнаруживается с такой необходимостью, как на войне.

Героини книги не только вспоминают о своей трудной участи, но и рассуждают о жизни, людях, о современной молодежи, счастье и благополучие которой во многом определила наша победа в минувшей войне. Неоднозначно это отношение к послевоенному поколению, оно несет с собой ряд непростых проблем, над разрешением которых так или иначе приходится думать многим. В книге С. Алексиевич есть запись беседы с бывшим врачом медсанбата Лидией Соколовой, много пережившей на фронте в годы войны. На вопрос журналистки, рассказывала ли она о войне своим детям, Лидия Константиновна отвечает отрицательно.
- Мы жалели своих детей. Наши дети выросли, ничего не зная о тех ужасах, которые нам пришлось пережить. Наверное, можно понять женщину-мать, всячески оберегающую детей от невзгод жизни, но вряд ли можно считать ее принцип правильным. Да в конце разговора она и сама признает, что дети должны воспитываться на примере родителей, судьбе того поколения, которое пережило войну и которого становится все меньше. И это, несомненно.

Мирными были лишь двести лет в истории человечества. Все остальное время где-нибудь велись войны. И сейчас, через пятьдесят пять лет после самой страшной и разрушительной, на мой взгляд, войны в истории человечества опять ведется война. Война, где убивают, война, с ее жестокостью и страданиями. Политики говорят нам о мире и всеобщем разоружении, а на деле все остается по-прежнему. В условиях этой милитаризации и постоянной агрессии женщины опять становятся похожи на мужчин, начинают жить разумом, а не сердцем. Если женщина, “в которой ненависть к убийству самой природой заложена” (Б. Васильев) начнёт убивать, если начнётся ещё одна война, то гибель будет угрожать всей нашей Земле. Произведения военных лет и современная документальная проза о войне вновь напоминают о созидающей роли женщины в этом жестоком и сложном мире и заставляют задуматься нас об истинной ценности и смысле жизни. Часто молодые авторы задают вопрос: как следует писать о войне тем, кто по молодости лет не участвовал в ней? Хочется ответить им; прежде всего вот так, как написала Светлана Алексиевич: честно, правдиво, без недомолвок и отсебятины, с уважением к делу и слову людей, для которых прошлая война была их трудной жизнью и навсегда стала судьбой.

Библиография

У войны не женское лицо. М., 2007 Последний бой: из беседы Алеся Адамовича с Василем Быковым. Белоруссия, 1986 Баишева своеобразие книги С. Алексиевич «У войны не женское лицо», Пермь, 1999. Война как явление культуры. Сборник статей, М., 2001 «Русская женщина…»М.,1999 Война в ХХ веке, Минск, 1985 Тищенко повести С. Алексиевич «У войны не женское лицо» на факультативном занятии в 1Х-Х кл. – Литература в школе. – 2№5

Тематический классный час в 8 «А» классе (Кл. рук. Аминова М.М.)

«Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне»

Я только раз видала рукопашный.

Раз - наяву и тысячи – во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Ю.Друнина

Задачи классного часа:

Воспитывать уважительное отношение к исторической памяти своего народа, к ветеранам войны, традициям своей страны.

Развивать эстетический и литературный вкус, интерес к поэзии и поэтическому слову.

Способствовать проявлению эмпатии, положительных эмоций, способность воспринимать неравнодушно литературное и художественное творчество.

Ход классного часа

Медленно звучит песня «Вставай страна огромная». Входит первая ведущая.

Первая ведущая:

Мы много раз видали рукопашный

В кино, ребята, только лишь в кино.

И было всем, поверьте, очень страшно.

Напоминало о прошлом нам оно.

Входит вторая Ведущая и Ведущий.

Вторая ведущая: Война… Страшная, жестокая, злая. Она не жалела никого, воевали взрослые и дети, женщины и мужчины, юноши и девушки и даже старики

Первая ведущая: Сегодня мы вспоминаем тех, кто, не жалея себя, боролся с врагом. Прошло после той страшной войны 65 лет, но она живет в каждом нашем доме. В воспоминаниях наших дедушек и бабушек.

Ведущий: В фотографиях и письмах, рассказах и легендах, фильмах и книгах о войне.

Вторая ведущая: Какой была та война?

Ведущий: Целых четыре года холода и голода, погибшие родные, друзья, редкие письма из дома, болезни, госпиталя, встречи и прощания.

Первая ведущая: А еще война – это страх, страх за себя, своих близких, товарищей, которые рядом с тобой в холодной землянке.

Сцена 1. Девочки в военной форме и санитарными сумками сидят у костра.

Первая девочка (обращаясь к одной из них): Ты давно на войне?

Вторая девочка: Нет. Только две недели. А ты?

Третья девочка: Я с 41-го года. В мае мне исполнилось 17 лет, а в июле я уже была на фронте.

Первая девочка: И тебе не страшно?

Третья девочка: Страшно. Очень страшно. И друзей терять больно. Но когда становится очень тяжело, я беру свою заветную тетрадку и пишу стихи…

Вторая девочка: Стихи? Ты пишешь стихи?

Третья девочка: Да, пишу. О себе, о своих друзьях, о России, которую победить никто не сможет.

Первая девочка: Прочти что-нибудь из своих стихов!

Третья девочка (читает):

Я только раз видала рукопашный.

Раз – наяву и тысячи во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Вторая девочка: Смотри-ка, так просто и так здорово.

Вбегает мальчик в военной форме

Мальчик: Девчонки, подъем! «Мессеры» летят! Бой начинается!

Первая девочка: А зовут-то тебя как?

Третья девочка: Юля. Юля Друнина.

Вторая девочка: До встречи после войны, Юля Друнина!

Выходят мальчик и девочка – военные корреспонденты.

Девочка: Окончилась война и о Юлии Друниной, выжившей на войне, узнали не только в России, но и во всем мире. Кто она такая, Юлия Друнина, написавшая такие простые, но очень верные строчки о войне?

Мальчик: Именно ей принадлежат строки:

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привыкший сорок первый год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,

От прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,

Потому что имя ближе, чем Россия,

Не могла сыскать…

Первая ведущая: Друнина Юлия Владимировна родилась 10 мая 1924 года в Москве в семье учителя. Детство Юлии прошло в центре Москвы, она училась в школе, в которой работал учителем ее папа. Девочка очень любила читать и мечтала стать писательницей. Уже в 11 лет Юля написала первые строки.

Ведущий: Когда началась Великая Отечественная война, Юле было всего 17 лет. Она решает, что должна быть на фронте и записывается в добровольную санитарную дружину и работает санитаркой в госпитале.

Вторая ведущая: Совсем скоро Юлия Друнина становится санитаркой в пехотном полку. Она выносит раненых с поля боя, делает перевязки, пишет письма от имени солдат домой. А потом - ранение, госпиталь и снова на фронт.

Ведущий: Ее фронтовые дороги очень разные. Белоруссия, Прибалтика, Дальний Восток. В 1943 году – Юлия Владимировна Друнина уже старшина медицинской службы. Фронтовые дороги знакомят ее с новыми людьми, которые становятся героями ее стихов.

Первая ведущая: В 1944 году, после тяжелой контузии, Юлия Владимировна возвращается в Москву и становится студенткой Литературного института.

Ведущий: Проходит 10и 20 лет после войны, но Юлия Владимировна не забывает войну. Она снится ей, снятся фронтовые друзья. Снятся те, кто в самые трудные годы был с ней рядом и погиб, прожив совсем мало на земле.

Сцена 2. Девочки в военной форме и с санитарными сумками сидят у костра. К ним подходит солдат в пилотке.

Солдат (обращаясь к сидящим): Что грустим? Скоро войне конец. Самое страшное позади. Мы Москву отстояли. Скоро фрицев погоним дальше на Запад.

Девочка в военной форме: Да, погоним. Только не все домой вернутся. Юля, ты маме Зины, подруги своей написала, что ее дочка погибла?

Юля: Нет, не написала. Страшное это письмо. Тяжело его писать. Зина очень любила маму, никого дороже мамы у нее не было.

Солдат: А ты попробуй в стихах написать. Я знаю, ты можешь. Твои стихи весь фронт читает.

Юля: Да, наверное, так будет лучше. Я попробую…

Ведущий: Юлия Владимировна написала это стихотворение. Оно стало памятником всем тем, кто остался лежать в земле и не вернулся с войны живым. Им, героям войны, не было страшно. Ведь они защищали Родину.

Звучит музыка «в лесу прифронтовом» три девочки в форме санинструкторов читают стихотворение «Зинка»

Первая девочка: Памяти однополчанки Героя Советского Союза Самсоновой.

Мы легли у разбитой ели. Ждем, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоем теплее

На продрогшей, гнилой земле.

Вторая девочка:

Знаешь, Юлька, я – против грусти,

Но сегодня она – не в счет.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый.

У меня – лишь она одна.

Пахнет в хате квашней и дымом.

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждет…

Знаешь, Юлька, я – против грусти.

Но сегодня она - не в счет.

Первая девочка:

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг приказ: «Выступать вперед!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идет.

С каждым днем становилось горше,

Шли без митингов и знамен.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по черной ржи,

По воронкам и буеракам

Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить.

Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, зубы сжав,

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

Третья девочка:

Знаешь, Зинка, я – против грусти,

Но сегодня – она не в счет.

Где-то в яблочном захолустье,

Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?!

Классный руководитель: Вот и закончился наш рассказ о женщине, которая не только воевала, но и описала в стихах, какой была та война. «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне»… Права была Юлия Владимировна, когда писала эти строки. На войне страшно. Но человек перестает страшиться, когда знает, что защищает свой дом, своих родных и близких людей, свою землю. Им, героям войны, мальчикам и девочкам, было очень страшно, но они сумели побороть страх и подарить нам с вами жизнь.

Нам остается только память о тех, кто никогда не сможет видеть свободу страны, добытую их собственной кровью. Это наш с вами святой долг и обязанность – помнить о них, чтить их память и радоваться жизни за всех тех, кто остался на полях войны.

Минута молчания

Просмотр фильма-презентации «Этот День Победы»

Кто говорит, что на войне не страшно, / Тот ничего не знает о войне
Из стихотворения «Я только раз видала рукопашный» (1943) поэтессы-фронтовика Юлии Владимировны Друниной (1924-1991):
Я только раз видала рукопашный.
Раз - наяву и сотни раз во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Иносказательно: об истинном облике реальной, невыдуманной войны.

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

Смотреть что такое "Кто говорит, что на войне не страшно, / Тот ничего не знает о войне" в других словарях:

Юлия Друнина Фотография Имя при рождении: Друнина, Юлия Владимировна Дата рождения: 10 мая 1924(1924 05 10) Место рождения … Википедия

Писатель, родился 30 октября 1821 г. в Москве, умер 29 января 1881 г., в Петербурге. Отец его, Михаил Андреевич, женатый на дочери купца, Марье Федоровне Нечаевой, занимал место штаб лекаря в Мариинской больнице для бедных. Занятый в больнице и… … Большая биографическая энциклопедия

- (Bovidae)** * * Семейство полорогих, или бычьих самая обширная и разнообразная группа парнокопытных, включает 45 50 современных родов и около 130 видов. Полорогие животные составляют естественную, ясно очерченную группу. Как ни… … Жизнь животных

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Биишев. Зайнаб Биишева Имя при рождении: Зайнаб Абдулловна Биишева Дата рождения: 2 января 1908(1908 01 02 … Википедия

- «Отчаянные домохозяйки» американский телесериал в жанре комедия драма, премьера которого состоялась 3 октября 2004 года на American Broadcasting Company. Содержание 1 Обзор 2 Рейтинги 3 Эпизоды … Википедия

ИСААК СИРИН - [Исаак Ниневийский; сир. , ], греч. ᾿Ισαὰκ ὁ Σύρος] (не ранее сер. VI в., Бет Катрайе (Катар) не позднее 1 й пол. VIII в., Хузестан), прп. (пам. 28 янв.), еп. Ниневийский, отец Церкви, автор аскетических творений. Жизнь Биографические сведения об … Православная энциклопедия

Александр Лукашенко - (Alexander Lukashenko) Александр Лукашенко это известный политический деятель, первый и единственный президент Республики Беларусь Президент Беларуси Александр Григорьевич Лукашенко, биография Лукашенко, политическая карьера Александра Лукашенко … Энциклопедия инвестора

Рокфеллеры - (Rockefellers) Рокфеллеры это династия крупнейших американских предпринимателей, политических и общественных деятелей История династии Рокфеллеров, представители династии Рокфеллеров, Джон Дэвисон Рокфеллер, Рокфеллеры сегодня, Рокфеллеры и… … Энциклопедия инвестора

Лошади отличаются средней величиной, прекрасным сложением, относительно сильными конечностями и худощавой вытянутой головой, имеющей большие, живые глаза, заостренные подвижные уши средней величины и широко открытые ноздри. Шея толстая, с … Жизнь животных

В Викицитатнике есть страница по теме Латинские пословицы Во многих языках мира, в том числе в … Википедия

Слепнева Я.

Данная работа представляет собой попытку выразить свое отношение к войне через биаграфию своих родных.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Я не был на войне,

Но помню я о ней,

И говорят, её

Нет ничего страшней.

Д. Баев.

Война… Написала слово и ужаснулась, даже дрожь пробежала по телу. А в сердцах старшего поколения это слово – неизлечимая рана. Это несбывшиеся мечты, утраченные надежды на счастливую жизнь. Это последнее пожатие руки, последний поцелуй, последний взгляд близкого человека. Это лютый холод, жуткий голод, кровь и смерть. Это страшно.

Война.. Что знаем о ней мы, живущие в двадцать первом веке, когда зажили раны ветеранов? Ведь там, где происходили битвы и сражения, сейчас растут деревья, зеленеют поля, построены большие города.

Я родилась в счастливое, мирное время, но много слышала о войне от своей прабабушки.

В наших сибирских краях не рвались снаряды, не полыхали пожарища боёв, но залпами гремела ненависть к фашистам в каждой человеческой душе. Добровольцем ушёл на фронт в грозном 1941 году мой прадедушка - Летин Филипп Герасимович. Родился он в 1910 году в деревне Ивановка. Рос обычным крестьянским пареньком. Ему не было ещё и двенадцати, а он уже косил траву, управлялся по хозяйству. С двадцати лет работал водителем.

А тут война… Не задумываясь, мой прадедушка уходит на фронт. Сотни трудных километров прошёл он по военным дорогам. Участвовал в боях за Москву, Витебск, Минск, Вильнюс. Он был фронтовым шофёром. А первая его машина - полуторка. Приходилось перевозить боеприпасы, продовольствие на передовую, а оттуда - раненых в медсанчасть. Много раз кабину пробивало, но судьба его хранила, и он ни разу не был ранен.

За годы войны солдату Летину довелось побывать во многих переделках. Многих друзей потерял он. Как-то вечером то ли не заметил указательный знак, то ли ещё по какой причине, но проскочил передовую. И чуть не налетел на немецкого пулемётчика: каких-то 300-400 метров разделяли их. Видимо, очень искусным был вражеский стрелок: как бритвой, срезал пулемётной очередью верх кабины. Свалившись на сиденье, прадед всё-таки увёл машину в безопасное место, но задний борт её фашист разнёс в щепки.

Вернувшись домой, Филипп Герасимович снова сел за руль, но теперь уже перевозил мирные грузы: хлеб, муку. И так почти 35 лет. Умер прадедушка в 1986 году. У него прихватило сердце, и его положили в больницу. «Мне бы только до Дня Победы дотянуть», - говорил он тогда. Дотянул. А утром 10 мая Летина Филиппа Герасимовича не стало. Он был олицетворением доброты, смелости, отваги и скромности. Эти слова можно сказать про каждого, кто перенёс весь ужас войны. С уходом таких добрых и отзывчивых людей из нашей жизни уходит что-то важное, мы как будто сиротеем душой.

Жернова войны искалечили много судеб. Нет ни одной семьи, которой бы не коснулось пламя войны, навечно забрав родных сердцу людей. Своим чёрным крылом война задела и нашу семью. Мой второй прадедушка Галицкий Болеслав Петрович был партизаном. Однажды он вместе с товарищами по партизанскому отряду выполнял задание: нужно было подорвать фашистский эшелон с очень важным грузом. Они уже заложили мины, и тут их в последний момент заметили. Фашисты гнались за ними с собаками. Догнали… Прадедушку забили до смерти, а его товарища расстреляли. Но поезд с немецкими танками всё-таки взорвали. Погиб мой второй прадедушка на Украине 3 мая 1942 года. Его могила до сих пор не найдена.

Мы не должны забывать ужасы войны, страдания и смерть людей. Это ничем нельзя оправдать. Как объяснить происходящий кошмар маленьким детям? Когда началась война, моей бабушке, Антонине Болеславовне Летиной, было чуть больше шести лет. Жила на Украине в небольшом селе. Прошло много лет, но и сейчас она не может без слёз вспоминать о пережитом. В их доме, что стоял у самого леса, поселились фашисты. Они чувствовали себя там полными хозяевами, и им было всё равно, где будет спать грудной ребёнок(у бабушки был братик, которому исполнился всего месяц).

Без содрогания нельзя слушать рассказ бабушки о том, что фашисты для обеспечения собственной безопасности часто использовали «живой щит». По обеим сторонам дороги, по которой должна была проехать машина с немецкими офицерами, они выстраивали детей, опасаясь нападения партизан. Однажды на глазах у бабушки, совсем ещё маленькой девочки, убило одного мужчину и двух детей.

Полине, старшей сестре моей бабушки, исполнилось четырнадцать лет. Ей бы в куклы играть, а она была связной у партизан и не раз держала в руках гранаты. Ей бы слушать по вечерам сказки, а она воевала с солдатами фюрера. Есть поговорка: » На войне детей не бывает». Те, что попали на войну, должны были расстаться с детством навсегда.

Древние говорили: » Если не забывать войну, появится много ненависти. А если войну забывают, начинается новая» В наше неспокойное время это звучит особенно актуально. Долгое время это слово оставалось на устах тех людей, которых война опалила своим дыханием. Для простого солдата война была ежедневной, тяжёлой и кровавой работой. На самой страшной войне двадцатого века все без исключения, выстояв, совершили подвиг. Для того, чтобы победить всем, надо было победить каждому в отдельности. Помогло чувство ответственности, когда каждый считал войну своим личным делом. Любовь к Родине делала непохожих друг на друга людей единым целым, помогала выстоять и победить

Был огонь, смерть, но была и высшая справедливость на свете, которая сделала прошедшую войну народной.

Война – страшное слово. Страшно только при мысли, что война может снова начаться. Мы не видели войну, но знаем о ней по фильмам и рассказам очевидцев. Я хочу, чтобы все войны остались в далёком прошлом! Но для этого мы не должны никогда забывать о войне и о людях, которые на своих плечах вынесли тяготы невзгод.

Министерство образования РФ.

МОУ « Кутузовская СОШ».

« И как хорош этот неоглядный зелёный мир моей Родины».

(В.Белов).

Выполнила: Слепнёва Яна,

1997 года рождения.

Руководитель: Вейкум Г.В.

Учитель русского языка.

С.Кутузовка

Исполнилось 90 лет со дня рождения поэтессы Юлии Друниной.

Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву и тысячу - во сне.
Кто говорит,
что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

Именно эти строки принесли ей самую большую известность.

Юлия Друнина родилась 10 мая 1924 года в семье учителя истории Владимира Друнина и его жены Матильды.

Школьницей она посещала литературную студию и много читала. Писала стихи. В конце 1930-х годов Друнина стала победительницей в конкурсе на лучшее стихотворение. Его опубликовали в «Учительской газете» и передали по радио. Переломным событием в жизни Юлии стал 1941 год – в это время она окончила школу и началась Великая Отечественная война.

Юлия в семнадцатилетнем возрасте работала на строительстве оборонительных сооружений в народном ополчении под Можайском, а позже записалась в добровольную санитарную дружину при РОККе (Районное общество Красного Креста). Позже она стала санитаркой в глазном госпитале, а потом вопреки воле родителей стала санинструктором в пехотном полку.

Выйдя с остатками армии из окружения, Юля вернулась в Москву, а ее семья перебралась подальше от фронта – в Сибирь, но Юля вернулась на фронт и попала на передовую в пехоту. «Подстриженная под мальчишку, была похожа я на всех», – вспоминала она много позже. А ее стихи, написанные позже о войне, были внешне просты и сдержаны, но за каждым словом открывалась бездна чувств.

Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу…

После тяжелого ранения в 1943 году, когда осколок прошел в двух миллиметрах от сонной артерии, Юлия вновь вернулась на фронт. Она стала курсантом Школы младших авиаспециалистов (ШМАС), после окончания которой получила направление в штурмовой полк на Дальнем Востоке. Получив сообщение о смерти отца, она поехала на похороны по увольнению, но оттуда не вернулась в свой полк, а поехала в Москву, где в Главном управлении ВВС, получила справку, что отстала от поезда, и поехала на западный фронт. В Гомеле Юлия Друнина получила направление в 218-ю стрелковую дивизию.

За участие в военных действиях она была награждена медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды – это было справедливое признание ее заслуг.

Она снова была ранена. После выздоровления Друнина неудачно пыталась поступить в Литературный институт. Позже она вернулась в самоходный артполк, получила звание «старшина медслужбы», воевала в Белорусском Полесье, а затем в Прибалтике. Она была контужена, и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы.

Пока Советская Армия продолжала освобождать от фашистов города, Юлия в 1944 году в декабре снова пришла в Литературный институт, и в середине учебного года стала посещать лекции. Позже она рассказывала: «И никогда я не сомневалась, что буду литератором. Меня не могли поколебать ни серьезные доводы, ни насмешки отца, пытающегося уберечь дочь от жестоких разочарований. Он-то знал, что на Парнас пробиваются единицы...».

В Литинституте Юлия познакомилась со своим будущим мужем Николаем Старшиновым.

Возвратившись с фронта в сорок пятом,
Я стеснялась стоптанных сапог
И своей шинели перемятой,
Пропыленной пылью всех дорог.

Из воспоминаний Николая Старшинова: «Мы встретились в конце 1944 года в Литературном институте имени А.М.Горького. После лекций я пошел ее провожать. Она, только что демобилизованный батальонный санинструктор, ходила в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастерке и шинели. Ничего другого у нее не было. Мы были студентами второго курса, когда у нас родилась дочь Лена. Ютились в маленькой комнатке, в общей квартире, жили сверхбедно, впроголодь. В быту Юля была, как впрочем, и многие поэтессы, довольно неорганизованной. Хозяйством заниматься не любила. По редакциям не ходила, даже не знала, где многие из них находятся, и кто в них заведует поэзией. Лишь иногда, услышав, что я или кто-то из студентов собирается пойти в какой-нибудь журнал, просила: «Занеси заодно и мои стихи…» Однажды я провожал ее (мы еще встречались) и мы зашли к ней домой. Она побежала на кухню и вскоре принесла мне тарелку супа. Суп был сильно пересолен, имел какой-то необычный темно-серый цвет. На дне тарелки плавали мелкие кусочки картошки. Я проглотил его с большим удовольствием. Только через пятнадцать лет, когда мы развелись и пошли после суда в ресторан - обмыть эту процедуру, она призналась, что это был вовсе не суп, а вода, в которой ее мать варила картошку «в мундирах». А Юля, не зная этого, подумала, что это грибной суп.

Я спросил:

Что же ты сразу не сказала мне об этом?

Мне было стыдно, и я думала, что, если ты узнаешь это, у нас могут испортиться отношения. Смешно, наивно, но ведь и трогательно…»

В начале 1945 года в журнале «Знамя» была напечатана подборка стихов Юлии Друниной, в 1948 году - сборник стихов «В солдатской шинели». В марте 1947 года Друнина приняла участие в 1-м Всесоюзном совещании молодых писателей, была принята в Союз писателей, что поддержало её материально и дало возможность продолжать свою творческую деятельность. Институт Юлия Друнина закончила только в 1952 году, пропустив несколько лет из-за рождения дочери Елены. Стихов в тот период она не писала.

На протяжении всего времени ее творчества Друнину относили к военному поколению. Но при всем обаянии и красоте (Юлию Друнину сравнивали с Любовью Орловой), у нее был бескомпромиссный и жесткий характер.

Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной…

В 1955 году вышел сборник «Разговор с сердцем», в 1958 году - «Ветер с фронта», в 1960 году - «Современники», и в этом же году распался ее брак с Николаем Старшиновым. В 1963 году вышел новый сборник ее стихов «Тревога». В 1967 году она побывала в Германии, в Западном Берлине. Во время поездки по ФРГ её спросили: «Как Вы сумели сохранить нежность и женственность после участия в такой жестокой войне?». Она ответила: «Для нас весь смысл войны с фашизмом именно в защите этой женственности, спокойного материнства, благополучия детей, мира для нового человека».

В 1970-е годы вышли новые сборники ее стихов: «В двух измерениях», «Я родом из детства», «Окопная звезда», «Не бывает любви несчастливой» и другие. В 1980 году - «Бабье лето», в 1983 году - «Солнце - на лето». Среди немногих прозаических произведений Друниной - повесть «Алиска» в 1973 году, автобиографическая повесть «С тех вершин…» в 1979 году и публицистика.

Теперь не умирают от любви.
Насмешливая, трезвая эпоха...
Лишь падает гемоглобин в крови,
Лишь без причины человеку плохо...

Теперь не умирают от любви
Лишь сердце что-то барахлит ночами,
Но неотложку, мама, не зови,
Врачи пожмут беспомощно плечами:
Теперь не умирают от любви.

На стихи Юлии Друниной Александра Пахмутова написала песни «Походная кавалерийская» и «Ты - рядом».

Ее вторым мужем стал кинорежиссёр, сценарист, актёр и телеведущий Алексей Яковлевич Каплер. Эльдар Рязанов в интервью рассказывал: «У меня были свои счёты к Каплеру, он ни разу не позвал меня в свою «Кинопанораму», хотя я снял неплохие фильмы к тому времени. На премьере «Иронии судьбы», когда весь зал смеялся, вздыхал, плакал, Каплер и Друнина в середине фильма встали и ушли. Так что я не любил его, не любил Друнину, которая была одним из руководителей Союза писателей, сидела в президиумах. Но для меня, когда я узнал историю их жизни, стало принципиальным сделать картину о любви. Это была история Ромео и Джульетты, уже немолодых, но абсолютно прекрасных…

Они познакомились на сценарных курсах при Союзе кинематографистов в 1954 году - Друниной было 30 лет, а Каплеру - 50. А в 1960 году она рассталась с Николаем Старшиновым, прожив в браке пятнадцать лет. Они расстались, сумев, несмотря ни на что, остаться друзьями».

А всё равно
Меня счастливей нету,
Хотя, быть может,
Завтра удавлюсь…
Я никогда
Не налагала вето
На счастье,
На отчаянье,
На грусть.

Я ни на что
Не налагала вето,
Я никогда от боли не кричу.
Пока живу - борюсь.
Меня счастливей нету,
Меня задуть
Не смогут, как свечу.

В присутствии Друниной мало кто осмеливался безнаказанно бросить тень на священную память о прошлом. Когда в конце 1980-х годов ветераны войн и военнослужащие начали испытывать несправедливое отношение к себе со стороны государства, Друнина пыталась отстаивать честь и достоинство военнослужащих. В 1990 году она баллотировалась и была избрана в Верховный Совет СССР. Позже, разочаровавшись в полезности этой деятельности и поняв, что сделать ничего существенного не сможет, она перестала ходить на заседания и вышла из депутатского корпуса.

И откуда вдруг берутся силы
В час, когда в душе черным-черно?..
Если б я была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки в сорок первом.
Помнишь? Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки, раны, пепелища…
Память, душу мне войной не рви!
Только времени не знаю чище
И острее к Родине любви.
Лишь любовь давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я не верила в Россию,
То она не верила б в меня.

Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой «Т» – отличьем старшины.
Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.
Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала –
Научилась верности в бою.

Для Друниной оказалось страшным шоком крушение целого мироздания, под обломками которого оказались погребенными идеалы всего ее поколения.

В августе 1991 года Юлия Друнина вместе с другими россиянами защищала Белый дом. А через три месяца ушла из жизни добровольно. Вспоминал Л.Грач: «Она, как и многие в те дни, не смогла смириться с происходящим. Открыла в своём гараже, где у неё стоял «Москвич», выхлопную трубу и задохнулась. Нашли её предсмертную записку, где она просила похоронить её возле мужа, известного драматурга Алексея Каплера, кстати, киевлянина по рождению. В своё время Друнина и Каплер отдыхали в Коктебеле и ходили по 25 километров в Старый Крым. Наверное, поэтому Друнина похоронила его на Старокрымском кладбище».

Друнина составила предсмертную записку зятю: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж». Она также оставила около десяти писем родным, знакомым, в них никого не винила и покончила с собой 21 ноября 1991 года.

«…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно только имея крепкий личный тыл… А я к тому же потеряла два своих главных посоха - ненормальную любовь к старокрымским лесам и потребность «творить». Оно и лучше уйти физически не разрушенной, душевно не состарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, не верующая. Но если Бог есть, он поймет меня. 20.11.91»

Из стихотворения «Судный час»:

Покрывается сердце инеем –
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза как у инока –
Я таких не встречала глаз.

Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещенная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы, –
За избранных
Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть.

Из воспоминаний Николая Старшинова: «Меня и нашу дочь Лену неоднократно спрашивали о причине, вызвавшей ее добровольный уход из жизни. Односложного ответа на этот вопрос нет. Причин много… Она никак не хотела расстаться с юностью. Наивно, но она была категорически против, чтобы в печати появлялись поздравления с ее юбилеем, поскольку там указывался возраст. Она хоть на год, но старалась отодвинуть год своего рождения. Мало того, ей не хотелось, чтобы внучка называла ее бабушкой. И уйти из жизни она хотела не старой и беспомощной, но еще здоровой, сильной и по-молодому красивой. Она была незаурядной личностью и не могла пойти на компромисс с обстоятельствами, которые были неприемлемы для ее натуры и сильнее ее. И смириться с ними она не могла. Одно из последних стихотворений она начала так: «Безумно страшно за Россию…» Она как кровную обиду переживала постоянные нападки на нашу армию. И немедленно вступала в яростные споры, защищая ее. Хорошо зная ее нелюбовь и даже отвращение ко всякого рода заседаниям и совещаниям, я был удивлен, что она согласилась, чтобы ее кандидатуру выдвинули на выборах депутатов Верховного Совета СССР. Я даже спросил ее: зачем?

Единственное, что меня побудило это сделать, - желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны.

Когда же она поняла, что ничего существенного для этого сделать невозможно, перестала ходить на заседания Верховного Совета, а потом и вышла из депутатского корпуса… О ее душевном состоянии лучше всего говорит одно из писем, написанных перед уходом из жизни: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…» Я знаю, что Алексей Яковлевич Каплер (второй муж Друниной) относился к Юле очень трогательно - заменил ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя. Но после смерти Каплера, лишившись его опеки, она, по-моему, оказалась в растерянности. У нее было немалое хозяйство: большая квартира, дача, машина, гараж - за всем этим надо было следить, поддерживать порядок. А этого делать она не умела, не привыкла. Ну и переломить себя в таком возрасте было уже очень трудно, вернее - невозможно. Вообще она не вписывалась в наступавшее прагматическое время, она стала старомодной со своим романтическим характером».

В 2005 году о Юлии Друниной был снят документальный фильм «Последняя осень Юлии Друниной», выстроенный в жанре расследования. Авторы старались понять сами и рассказать зрителю, почему сознанием Юлии Друниной овладела апатия, которую Марина Цветаева называла «нежеланием быть». И почему поэтесса, обладавшая характером и мужеством, по-настоящему красивая женщина, полностью состоявшаяся как жена и как мать, решила покончить с собой.

Текст подготовил Андрей Гончаров